— Мне нравится сфера культурной дипломатии именно тем, что она зачастую по-настоящему взаимовыгодна. Страна, которая получает помощь, действительно является стороной бенефициаром, потому что она получает квалифицированные кадры, людей, которые знают как минимум какой-либо новый иностранный язык.
Русский язык — это язык, на котором создаётся достаточно много материалов науки и культуры. Кроме того, это язык, который важен не только для России, но и для всего постсоветского региона. Владение этим языком открывает очень много возможностей, особенно для людей из развивающихся стран. Изучая язык, знакомясь с культурой страны, люди лучшее её узнают, и если мы говорим о России, то узнают о и многообразии её культур. В дальнейшем это может играть роль (зачастую и играет): добившись определенного успеха в своей родной стране, люди, глубоко знающие особенности какой-либо культуры, неминуемо становятся в чём-то проводниками этой самой культуры и языка. В свою очередь это может также нести за собой, скажем так, если не лояльность, не симпатию, то какую-либо выгоду в том числе и на политическом уровне.

— Для этого региона можно выделить такие страны как Турция, ОАЭ, Саудовская Аравия. Арабские Эмираты и Саудовская Аравия спонсируют очень много проектов по изучению арабского языка. ОАЭ много вкладывается в целом в улучшение имиджа страны, например, проводят культурные мероприятия, на которых рассказывается о своей стране. Саудовская Аравия предоставляет очень много квот на обучение религиозным наукам, что актуально для стран мусульманского мира. Если говорить про Турцию, то это страна, у которой во многом очень большие успехи в мягкой силе: это и большое количество квот на обучение, и кинематограф – турецкие сериалы также сильно влияют на то, какой имидж страны складывается в тех странах, где эти сериалы смотрят и любят.

Если говорить про достижения, то это работа в Сомали в 2023 году. В дальнейшем удалось привезти делегацию из Сомали на саммит «Россия — Африка», который проходил этим летом в Санкт-Петербурге. Кроме того, удалось договориться с сомалийцами – выпускниками российских и советских ВУЗов о создании частной некоммерческой организации «Пушкин Центр», в котором занимаются преподаванием русского языка и русской культуры. Преподают сами сомалийцы, которые хорошо владеют русским языком и способны обучить ему следующее поколению сомалийцев, которые в российских и советских ВУЗах не учились, но у которых есть интерес к русской культуре и языку.

Пока сложно говорить об успешности и оценить эффективность работы Центра, т.к. Центр начал свою работу не так давно, с января 2024 года. Однозначно можно сказать, что курсы пользуются успехом. Другое дело, что важна определённая связка, чтобы студенты, которые идут туда учить русский язык, понимали, где им дальше этот язык можно применить.

Пока что взаимосвязь между Сомали и Россией на уровне межвузовского сотрудничества достаточно низкая. Хотя недавно СПБГУ, например, подписал с сомалийскими вузами ряд соглашений, что, возможно, увеличит присутствие России в научно-гуманитарной сфере этой страны. Возможно, как раз таки с Пушкин-Центром будет сотрудничество, но это больше про планы на будущее.

На ум сразу приходит опыт СССР. Это очень хорошо чувствуется, когда ты ездишь по странам региона и везде находишь выпускников советских ВУЗов. Кроме того, у выпускников обычно гораздо более теплые чувства, более сильная связка остается со страной, где они проходили обучение. Эти люди отдают свои ресурсы, как финансовые, так временные, на то, чтобы организовывать культурные центры и в дальнейшем передавать опыт молодым поколениям. Каждый раз, когда ты видишь этих людей, их количество, а оно немаленькое, и слушаешь их истории, ты понимаешь, насколько это был масштабный, долгосрочный проект, какое видение было в то время. Люди, которые в 80–70-х учились в российских вузах, до сих пор работают на этом поприще. Повторюсь, это абсолютно неоплачиваемый труд. В этом плане СССР может быть одним из успешных примеров в мировой истории.

Если говорить в целом про культурную дипломатию, то есть элементы, к примеру, у современного Китая. Известная панда-дипломатия, когда Китай отправляет в зоопарки дружественных стран своих панд. Также это открытие Институтов Конфуция по изучению китайского языка. Ну и, конечно, можно вспомнить Россию с «Русскими домами». Это тоже достаточно мощный глобальный проект, который зачастую начинается с частных инициатив и затем уже получает поддержку со стороны государства.

Я думаю, что перспективы достаточно большие, потому что мы видим за последние годы, что у многих стран присутствует тренд прежде всего на мягкую силу. Ко многим международным акторам приходит понимание того, что гораздо более эффективно продвигать свою повестку не путем создания военных баз или участия в каких-то военных конфликтах, но прежде всего путем своего присутствия в стране за счет гуманитарных и образовательных проектов. Мне кажется, что этот тренд будет сохраняться и продолжать своё развитие, и в каком-то смысле за этим будущее. Это не значит, что полностью все отойдут от грубой силы, но мне кажется, что мягкая сила все больше и больше будет присутствовать наряду с грубой.

Я являюсь преподавателем и исследователем политических и экономических процессов восточной и юго-восточной Азии, почти 3 года я живу и работаю в регионе: в Индонезии, Таиланде, а сейчас живу во Вьетнаме. В России я сотрудничаю на постоянной основе с Московской высшей школой социальных и экономических наук (МВШСЭН, Шанинка), а в рамках краткосрочных проектов в Таиланде — с университетом Тамассат, в Индонезии — Президентский университет.

Проект с Тамассатским университетом был связан непосредственно с популярностью изучения русского языка в Таиланде и возможностями России поддержать интерес к изучению русского языка. В рамках этого университета я проводил мастер-классы и готовил для них курсы. В Индонезии у нас был проект по информационному потенциалу России и стран Запада в текущих условиях, и плюс ко всему там я ещё очень активно проводил занятия по анализу внешней политики, по теме международных отношений, конечно.

Наверное, самый сложный вопрос — это было понять, что у нас за культурные различия, как их следует воспринимать, как нам следует адаптироваться. И вопрос, какие паттерны поведения я должен выстраивать, учитывая эти различия. К сожалению, эти различия крайне существенны, и к ним можно только привыкнуть. Воспринимать их как данное и максимально учиться тому, чтобы это различия не привели к возникновению конфликта.

Например, в Индонезии совершенно иное отношение к умершим людям. Я видел, как мои коллеги по работе фотографируются с телом умершего родственника. Для нас — это кощунство, а дня индонезийцев - это норма. Интерес к личной жизни: в России считается не очень хорошим интересоваться личной жизнью человека, с которым ты просто работаешь (только если поддержать разговор), а в Индонезии личная жизнь человека — публична. Всё что ты скажешь кому-то в коллективе, через несколько часов будет известно всем, в том числе и начальнику.

К сожалению, азиатские культуры достаточно диффузные, то есть предусматривают смешение частной жизни и публично. Начальник или коллектив могут в некоторой степени быть заинтересованы, что у тебя происходит в частной сфере. У индонезийцев это выражено очень сильно, крайне сильно. Во-первых, это очень экстравертная культура, во-вторых, они реально стремятся узнать, что и как происходит у других людей. И для нас, россиян, это очень неожиданно. Я уж молчу про некоторые аспекты коллективизма, когда начальник организует совместные обеды, и ты не можешь пропустить этот обед, или эту встречу, потому что это начальник. Это есть и в японской культуре, хотя потихонечку уже меняется. В индонезийской культуре это пока не планирует изменяться. Это те различия, которые я увидел, когда начал непосредственно работать в индонезийском университете. Я ожидал, что так будет, но одно дело, когда ты читаешь об этом, но, когда сталкиваешься с этим лично, это уже совершенно другой опыт, здесь ты вынужден прямо здесь и сейчас продумывать сценарий, как ты должен себя вести, отвечать. Конечно, иностранцу может быть немного проще, поскольку он иностранец и у него свои правила. В Азии с этим «окей», ты здесь гость, ты можешь вести себя по-другому, но с течением времени индонезийцы начинают воспринимать тебя как своего или как человека, который близок своим, и ожидают от тебя поведения, которое будет близко их культуре. Да, адаптироваться важно, но вопрос как. Еще свою идентичность терять не хочется.

— Регион Восточной и Юго-Восточной Азии крайне небеспроблемный. В принципе, почему-то поворот России на Восток стал поворотом в сторону исключительно Китая. А это не есть хорошо, поскольку Азия намного обширнее. Здесь есть многообразие культур, которое Европе невозможно представить. Прямо скажу, культура Индонезии — культура с очень мощным исламским компонентом, Таиланд — это буддийская культура, причем очень открытая современным трендам и многим прорывным и противоречивым. Соседний Вьетнам — это конфуцианская культура, в некоторой степени более близкая к Китаю, очень сильно отличающаяся от Таиланда и имеющая свои собственные особенности, которые необходимо изучать и понимать. Здесь реально чувствуется очень мощное разнообразие культур. Даже внутри одной страны, в Индонезии есть умеренно-исламизированные яванцы, есть сильно-исламизированные ачехцы, есть балийцы, исповедующие индуизм. Россия, учитывая поворот на восток должна осознавать, что здесь культуры абсолютно разные.

И я свою миссию здесь вижу в том, что я помогаю понять эту разницу, понять, что здесь Россия должна вести сбалансированную внешнюю политику в этом регионе, учитывая крайне непростые противоречия. Опять-таки, политические проблемы Вьетнама и Китая, которые могут в один момент просто перейти в Третью мировую войну (территориальный спор касательно Парасельских островов, островов Спратли, и это очень важный логистический маршрут, который в один, не самый прекрасный день может стать очень серьезным противоречием и даже привести к войне между Китаем и Вьетнамом и даже с более широким вовлечением игроков).

Сейчас у России очень сложные отношения с Кореей, учитывая, что Южная Корея в стратегическом смысле больше тяготеет к США, вообще это союзник США. И на данный момент полностью принимает сторону Запада, что уже негативно отразилось на состоянии отношений между Россией и Южной Кореей. Но не следует забывать, что есть такие активисты, политологи, которые заявляют, что необходимо отношения с этим государством разорвать и поддерживать КНДР, но, учитывая тот вес, которая имеет Южная Корея и ее культурное влияние, может быть, эта политика очень прямолинейна и опасна для интересов России в будущем. Может быть, имеет смысл всё-таки сохранить отношения со многими игроками, с той же Южной Кореей, с той же Японией. Опять же, учитывая, что есть санкционный режим, есть очень серьёзные ограничения. Я очень надеюсь, что Россия в текущих условиях не пойдет на абсолютную конфронтацию с теми странами, которые имеют определенные разногласия с Россией, а будет стремиться на них повлиять через необычные, нетрадиционные рычаги (культурная дипломатия). Необходима проработка стратегии продвижения культуры, потому что русская культура, будем откровенны, привлекательна, но проблема в том, что нет стратегии, не умеем себя позиционировать и рекламировать и в итоге о нас знают очень немного. Есть определенные стереотипы, но медведь, балалайка и водка — это еще не самые худшие стереотипы. К сожалению, учитывая влияние западных медиа, стереотипы еще более пугающие. Значит нужно рассматривать вопрос о продвижении какого-то образа.

— Яркий вызов для меня — сохраняющееся незнание о том, что происходит в России, учитывая, что СМИ очень сильно контролируются странами Запада, которые дают поверхностное смотрение России (не говоря о внешней политике, а говоря о людях, культуре). Нужно будет бороться за продвижение конкретного образа, что мы есть такое, чего хотим как можем быть друг другу полезными, попытаться обойти эти стереотипы. Продвигать какой-то позитивный образ необходимо, даже учитывая, что как таковой русофобии в Азиатском регионе не чувствуется. Второй вызов немного более сложный, касаемый России в целом — попытаться привлечь к русской культуре, чтоб о ней говорили, в нее погружались. Знаю из собственного опыта, тайцев, индонезийцев, которые жили в России, они потом Россией живут, очень любят русскую культуру, русскую еду, скучают по России. Нередко возвращаются, чтоб найти русскую жену или получить работу по линии своих государств. Действительно, российская культура может быть интересной, но, к сожалению, это все точечно. Мне бы хотелось расширить представления, чтобы больше людей интересовалось культурой России. Язык культуры способствует тому, как человек мыслит.

— Меня зовут Светлана Кривохиж, я заведую кафедрой международных отношений и политических процессов стран Азии и Африки Института востоковедения и африканистики НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург. Я китаист-международник, занимаюсь изучением внешней политики КНР. Моя кандидатская диссертация была посвящена истории публичной дипломатии Китая, а сейчас я в основном исследую роль идей в китайской внешней политике. Мои последние статьи в соавторстве с Еленой Соболевой посвящены стратегическим нарративам КНР при Си Цзиньпине.

— Мне всегда была интересна история и обществознание, поэтому после школы я поступила на факультет международных отношений СПбГУ, на кафедру американских исследований. В качестве второго языка на кафедре предлагали в том числе китайский и я одна из немногих решила выбрать его. Это был 2004 год, тогда Китаем еще мало кто интересовался так, как сейчас. На мой интерес к Китаю сильно повлияла годовая стажировка в Тяньцзиньском университете. Во время неё я улучшила уровень владения китайским и определила для себя, какой аспект китайской внешней политики хотела бы изучать — мягкую силу и публичную дипломатию.

— Культура всегда играла важную роль при взаимодействии Китая с соседями. Это одна из причин почему китайские политики и исследователи с большим энтузиазмом приняли концепцию «мягкой силы» Джозефа Ная: в древности приобщение других народов к китайской цивилизации в рамках доктрины «мироустроительной монархии» и включение их в сферу своего влияния с помощью мощной культурной составляющей являлось одним из традиционных принципов во взаимоотношениях Китая с внешним миром.

Если говорить про современный Китай (КНР), то культурные обмены всегда рассматривались руководством страны как одна из базовых составляющих политики «мирного сосуществования». Изначально основной фокус был на развивающихся странах Азии и Африки, но даже на переговорах 1955–1970 годов с США китайцы настаивали, что сначала необходимо установить культурные контакты, чтобы создать атмосферу сотрудничества на переговорах, а уже потом плодотворно решать спорные вопросы. Важной вехой стало создание в 1987 году Государственной канцелярии по распространению китайского языка за рубежом, которая затем стала курировать создание Институтов Конфуция.

В целом, начиная с 2000-х культурная дипломатия стала развиваться стремительно, так как Китай стал вкладывать существенные ресурсы в продвижение китайских книг, фильмов, музыки, компьютерных игр за рубежом, популяризацию китайского традиционного и современного искусства, поддержку проведения культурных мероприятий, годов культуры и прочего.

— Можно выделить три основных блока. Во-первых, это проведение совместных научных исследований и взаимный обмен опытом. Всегда полезно подсмотреть, чем занимаются коллеги из других стран и как они это делают — можно перенять лучшие их практики и в то же время поделиться своими.

Во-вторых, это культурный обмен и установление дружеских связей. Контакты в сфере образования и науки помогают нам ближе познакомиться с другими культурами и тем самым разрушить стереотипы друг о друге.

И, в-третьих, это повышение престижа и создание бренда страны — успехи в науке повышают авторитет государства, привлекают студентов и исследователей со всего мира. Что в свою очередь еще больше повышает уровень науки и образования благодаря притоку талантов.

— Да, за последние годы произошло много важных событий. Начиная от Годов российско-китайского научно-технического и инновационного сотрудничества (2020–2021), до создания совместных университетов.

— Скорее у Китая есть более четкая стратегия — правительство страны знает, что оно хочет получить от образовательного сотрудничества и как именно. Например, в Китае востребованы технические специальности, и от этого исходит инициатива о соответствующем профиле создаваемых совместных программ. Все совместные вузы основаны исходя из этих потребностей — там учатся в основном китайцы (нередко на английском языке) и поездки на стажировку в Россию им чаще всего не требуются. У нас в России тоже есть потребность в специалистах по работе с Китаем. Причем требуются профессионалы не по иностранному языку, а эксперты в бизнесе, энергетике, финансах. Но про существование специальных совместных программ, которые закрывали бы этот запрос, я не знаю.

— Да, они есть, и в основном студенты стараются ехать учиться по стипендии. Вариантов немало: финансовую поддержку можно получить от Института Конфуция, от принимающего университета, от правительства. Некоторые полностью покрывают обучение в Китае, некоторые частично, но это в любом случае помогает налаживать контакты. Так как студенты знакомятся с культурой, поднимают уровень языка, заводят связи связи и зачастую продолжают сотрудничество и после обучения.

— Один из хороших примеров — программа международной мобильности Высшей школы экономики. Благодаря ней студенты могут провести семестр (а иногда даже год) в иностранных университетах, в Китае в том числе. Мы сотрудничаем с Шанхайским финансово-экономическим университетом, Пекинским педагогическим университетом, Колледжем бизнеса Городского Университета Гонконга, Сиань Цзяотун-Ливерпульским университетом. Насколько помню, в осеннем семестре 2023 года 10 студентов с разных факультетов и программ поехали в эти вузы.